А он сейчас, хоть и старался показать ей, что все нормально и под контролем, так надсадно вздохнул, что у нее волосы на затылке вздыбились. Зажмурился, на секунду разорвав контакт их взглядов.
У самой волна боли по животу прошла, скрутила.
— Кузьма, родной, давай в больницу, — подхватила она его под шею, пытаясь поддержать, дать опору. — Не могу я сама тут все проверить, понимаешь? Я же не хирург, вообще. Да, Руслан меня учил швы накладывать. Да, я даже тренировалась, измучив десяток кур. Только это же не то, что хирург с опытом, который проверит все, исключит кровотечение или остановит, если что… Ты же умереть можешь. Даже если я зашью все, понимаешь?
— У нас вариантов нет, мавка, — Кузьма тяжело открыл глаза, она прямо ощутила это усилие своей кожей. — Нельзя никуда — ни в травмпункт, ни в больницу. Только тут. И говорить никому нельзя, маленькая. А в тебя я верю. Шей. Нормально все будет. Давай.
Ей очень хотелось настоять на своем. И спросить — почему нельзя в больницу? Как-то донести до Кузьмы, насколько это все серьезно: если она хоть что-то пропустит — потом уже поздно будет. Нет мелочей в такой ситуации. И она в его смерти виноватой окажется.
Только и лгать он ей не стал бы. Это Кристина тоже четко понимала. Как и глупо рисковать. И если Кузьма говорил, что нельзя никого вызывать — она ему верила. Всегда. Безоговорочно.
Наверное, именно этот факт заставил Кристину хоть как-то собраться. Она все еще не ощущала никакой уверенности. Так же боялась. Только выбора не было судя по всему. Да и ужас, что он может просто сейчас кровью тут истечь, у ее ног, подгонял.
Потому и заставила себя глубоко вздохнуть. Сжала руки в кулаки.
— Агхрррр! — бессвязным криком против воли, вырвалась из ее горла вся беспомощность и страх, все сомнения. — Будет больно, Кузьма! У меня же даже «новокаина» нет. Давай, в аптеку….
— Времени нет, маленькая. Шей. Я вытерплю, — крепко перехватил ее пальцы любимый.
И так уверенно посмотрел в глаза Кристины, что у нее отговорок не осталось. Некогда было уже сомневаться.
Поднявшись с пола, подложив ему под голову свернутое полотенце, она быстро пронеслась по комнатам, разыскивая хоть что-то. Окриком отправила уже затихшего Вадима на кухню, следить за Кузьмой. Потребовала чайник включить, чтобы закипал. У них новый был, электрический, он им и подарил на новоселье… Замерла, вспоминая, в каких ящиках валяются мотки кетгута и хирургической нити, на которых в прошлом году так долго тренировалась узлы вязать и накладывать швы на куриных тушках, а Кузьме это настолько смешным казалось, что до сих пор иногда над ней подшучивал, когда она курицу в магазине покупала для готовки. Начала хватать все, что теперь всегда в доме было: спирт, перекись, бинты. Йод прихватила.
Мысли разбегались, заставляя пульс лихорадочно скакать, барабанить в голову. Елки-палки, еще и игла самая дурацкая осталась: большая, изогнутая, толстая… Остальные отдала Руслану, наверное. Точно, что на толщу мышц хватит.
Страх живот в узел скручивал, а не имелось других вариантов. И она это себе все время повторяла, загоняя вглубь сознания противную неуверенность и все сомнения.
«Нет вариантов, нет», — бормотала, прикусывая губу. Словно этими словами принуждала свой мозг собраться и работать так, будто перед ней не самый дорогой человек на свете.
Или, наоборот, переломить собственный страх. Осознать, что некому ему помочь, кроме нее, никому она его доверить не может. А значит, сама все сделать должна так, как никто о нем бы не позаботился и не сделал!
Вернулась на кухню, вывалив все на стол. Прервала какой-то тихий разговор между мужчинами, но ей сейчас не до их секретов было, честное слово! На секунду замерла, опустившись на колени, ухватила его за руку, сжала пальцы: то ли Кузьму поддержать пыталась, то ли сама нуждалась в подпитке от него волей и уверенностью.
Чайник закипел. Подскочила, принялась переливать в кастрюльку, кипятить иглу. Наорала на Вадика, заставляя уже его искать вату, ножницы, помогать ей.
Сто раз, кажется, кожу протерла вокруг раны: всем, чем под руку попалось, если честно. Заливая и перекисью, и спиртом, и даже йодом вокруг обошла. Старалась таким уже не попадать на сам порез, только вокруг проходила. Убеждала себя не реагировать, когда он судорожно сжимал брюшную стенку под ее ватно-марлевыми тампонами. Себе руки обработала едва не по локоть. Словно в транс саму себя вводила этими действиями, постоянно повторяя про себя, что иного варианта нет, и никто ему сейчас, кроме нее — не поможет. Не сумеет. Только она может Кузьму спасти… Должна была убедить свое сознание и разум, как-то переломить страх.
И смогла, отстранилась. Руки не дрожали, когда первый прокол делала. Хотя, видит Бог, где-то глубоко внутри часть Кристины рыдала и выла от дикого ужаса перед тем, что она делает; от безумного страха пропустить кровотечение. Своими руками любимого убить…
А она новый прокол делала, игнорируя придушенный стон Кузьмы и его отрывистые, резкие выдохи, когда шла иглой в тканях, позволяя пальцам делать то, что перед экзаменами доводила до автоматизма. Пусть, как оказалось, и не проверял этого потом никто…
— Ты для себя учила, а не для преподавателей, — отмахнулся потом Рус, когда она жаловалась ему после сессии. — Им тоже требовать это от всякого — ни времени, ни желания нет. Зато ты умеешь. Да и они это поняли, уверен, даже просто расспросив. Тех, кто знает, преподаватели видят и чувствуют. Тем более хирург разберется, хватает у тебя знаний или нет.