Тетрада Величко - Страница 95

— Чем меньше ты здесь торчать будешь, тем для тебя же безопасней, ех***й бабай! — Кузьма же соглашаться не торопился. — Никто не гарантирует, что меня тут добить не попытаются…

Нахмурился, тоже зубы сцепил. Суровый весь. И плевать, что повязками опутан, умел характер показать. Вот, а вчера кричал, чтобы на шаг не отходила. Не любила, когда он включал свою рациональность, заталкивая в темный угол потребность и чувства. Ненавидела просто.

Но и так его слова и крики ее не испугали. Кузьма все еще сжимал руку Кристины. Пусть орет на здоровье.

— А вся эта толпа охраны тогда на что? Для антуража? — поинтересовалась она беззаботным тоном. Наигранным. Потому что боялась за него. Каждую минуту этих проклятых лет. И сейчас тоже. Только показывать нельзя. Будет ее выгонять сильнее. — Чему быть, того не миновать, хоть на Северный полюс меня отправь, — передернула плечами Кристина. — Так там белый медведь порвет. Или пингвин какой, бешеный…

Карецкий сзади ухнул от смеха. Видимо, пингвина того самого представил.

— На Северном полюсе пингвинов нет, — сквозь зубы процедил Кузьма.

— Так а я о чем, родной? Судьба — штука страшная, доплывут, — поддерживая все тот же ехидный тон, сама сжала его руку. — Домой я завтра смотаюсь. На час. Матерей успокою. Сегодня им позвоню, поговорю. Кого-то из твоих людей за вещами отправлю, не откажут же? — «ознакомила» их со своим планом действий. — Вадика еще схожу проведаю. Ему уже в больнице и торчать смысла нет особо. Но тоже за тебя переживает. Потом тут тебе нервы еще помотаю, чтоб не скучал между перевязками, — улыбнулась уголками губ.

Кузьма молчал. Нет, она видела, что сказать ему многое хочется. И самого на части рвет от противоречивых желаний ее от всех спрятать, отправить куда-то, где никто не найдет. И в тоже время уцепиться двумя руками и никуда не отпускать. Потому что самому плохо до тошноты. А в такие моменты самый близкий и родной человек рядом нужен. Они оба это очень хорошо знают. Уже проверяли. Только тогда, когда ей было плохо. А сейчас он… Вот и не спорит. Слишком паршиво Кузьме, чтобы ломать себя дальше, хоть и считает, что ей здесь не место.

Руслан прошелся по палате. Вроде и тихо, но она спиной чувствовала его напряжение и несогласие. Но не силой же ему выставлять Кристину из палаты. Да и понимал, что если Кузьма спорить не будет, его охрана не позволит Русу ничего подобного. Так что сейчас — победа за ней.

— Что ж, если больше ни у кого возражений нет — значит, все решили, — подвела Кристина итог, игнорируя возражения, написанные на лицах обоих мужчин. — Сейчас насчет завтрака решим. Рус, ты ел уже?

— Нет, — Карецкий буркнул, словно малый ребенок, всем видом демонстрируя свою обиду.

— Ладно, сейчас вместе поедим. И кофе выпьем, — вздохнула Кристина, сделав вид, что не заметила его настроения. — Нет, родной, тебе пока кофе точно нельзя. Даже не вздумай, — предугадала она требование Кузьмы до того, как он рот открыл. — Через пару часов начну тебя понемногу кормить кашей и бульоном. Да, Рус? Можно будет? — повернулась к Карецкому.

Тот глянул на часы и кивнул.

— В принципе, да. Повреждения кишечника не было. Так что можно будет уже.

Кристина снова обернулась к Кузьме.

— И не вздумай у охранников чего-то требовать, — на всякий случай предупредила. — Парней, кстати, тоже надо будет накормить, наверное, — пришло в голову.

Кузьма скривился:

— Не парься, мавка, все взрослые, разберутся сами. Посменно поедят, — хмуро, видно, из-за кофе не обрадовался.

Она знала, как он этот напиток любит. Но и правда не стоило. А еще не могла не отметить, как настойчиво и упорно он пользуется послаблением, которое она сама и допустила на прошлой неделе. За все эти годы отрывается, что Кристина не позволяла себя этим прозвищем называть. Любой возможностью пользуется. То в сообщениях, когда она с ним говорить отказывалась, теперь так, просто разговаривая. Свое право демонстрировал?

Хотя и она же срывалась, так что в чем его упрекать?

— Мне можно попросить кого-то, чтобы домой за вещами смотались, я маме позвоню, она соберет? — уточнила последнее.

Кузьма посмотрел на нее так, словно Кристина глупость сморозила. Но с улыбкой даже. Правда, та отразилась только в его глазах. Что угодно мог говорить, но рад был, что она от него уезжать не хочет. Как бы опасно или неправильно это ни было.

— Даже не спрашивай. Скажи Макаренко, он все сделает. Или Вадику, — устало прикрыл глаза.

Измотали его. Сил еще нет, это нормально. Но у нее все равно сердце сжалось, и плевать на весь врачебный опыт! Это же не просто пациент, чужой и незнакомый…

— Спи, родной, — наклонилась к самому его лицу, прошептала, пальцами по волосам провела, по бледной коже. — Я быстро. Туда и назад.

— Поешь хоть нормально, — проворчал он, вроде как пересиливая себя.

— Я и тут дожую, просто кофе тебя дразнить не хочу, — так же тихо объяснила, улыбнувшись.

Прижалась губами к его щеке.

«Люблю». Не сказала — губами по коже «размазала» то, что давным-давно пообещала никогда не говорить больше. Злилась тогда. Орала ему в лицо. Только от себя и от правды не убежать.

Выпрямилась. На секунду заглянула в черный бушующий омут распахнувшихся глаз. Все он понял. Костьми «услышал».

Прошлась пальцами по плечу и отвернулась.

— Пошли, Рус. Я вернусь через десять минут, не больше, — еще раз пообещала Кузьме. — Поспи.

Представляла, как тяжело и мерзко вот так одному лежать, хоть и в самой шикарной палате.

Он ничего не ответил. Проводил ее все тем же взглядом, в котором, правда, ей почудилось что-то иное. Новое. Хоть и с привычным упрямством.