Старик сразу мысли свои не озвучивал. Внимательно смотрел на Кузьму, словно пытался через лоб в его мозги проникнуть. Курил, не предлагая ему сигарет. И молчал. Минут десять, наверное. Кузьма сидел и ждал. Так же молча. Он нервничал, наверное. Да. Только последние десять дней у него в жизни и мозгах такой напряг был, что сейчас как отрубило. Ледяное спокойствие. Нерв не бьет. Или пан, или пропал. А волноваться — на это уже мозговых клеток нет. Что робот.
— Твой интерес какой? — в итоге спросил Старик, затушив второй окурок в пепельнице.
— Процент со сделки. С каждой по тендеру. И я хочу в дело. Завод… хорошо это. Но не мое, — так же спокойно и ровно добавил Кузьма.
Старик хмыкнул. Улыбнулся так, словно они об армии снова в коридоре спорткомплекса болтали.
— И какой ты процент хочешь, Кузьма?
— Десять, — понимая, что наглеть не стоит.
Не сейчас, тем более, когда имеет шанс получить куда больше, по итогу. И в новую среду продвинуться.
— Хорошо, — Старик прикурил новую сигарету, в этот раз протянув пачку и ему, угощая. — По рукам. Пока на твоем заводе пробьем, поглядим. Дальше решим. Согласен?
— Да, — прикурил и Кузьма.
На следующей неделе он заработал пять тысяч. Баксов. Еще не за тендер. А за то, что в структуре нашел того человека, который лицензию мог бы провернуть быстрее и дешевле, чем старый контакт Старика. Оформили все равно у проверенного. Зато было чем аргументировать снижение тарифа…
Да, конечно, две тысячи он отдал Дмитрию Олеговичу, без подсказки и помощи которого вряд ли смог бы такое провернуть. Да и именно главбух гарантировал то, что в «тендере» Старик и быстро организованная им фирма победит.
И все же… Все же. Сложно было этому что-то противопоставить из прошлых доходов. Долг Греку сразу закрыл. Купил для тети Томы лекарство, которое врачи советовали с первого дня, а они денег наскрести не могли.
О чем еще говорить?
настоящее
Над ухом что-то пищало. Знакомое вроде. Но противное. Мешало спать. А Кристине совсем не хотелось просыпаться. Так хорошо было — словами не выразить! Тепло, спокойно. И еще что-то неуловимое, непонятное со сна, что дарило ощущение полного и безграничного счастья. Приснилось, может, что…
Только спина почему-то болела и шея затекла. Наверное, неудобно как-то подушку свернула. Зато выспалась хорошо. Не могла проснуться. Вот разморило ее, что ли? Голова тяжелая, мутная, не отпускает, а все равно хорошо. Снотворное она разве выпила на ночь?
Да нет, не помнила такого…
Чуть повернулась, все еще не открыв глаза, и поняла, что лежит не совсем на подушке. Почувствовала на щеке, лбу, ресницах чье-то дыхание. Господи… Медленно и плавно открыла глаза, не до конца понимая: спит еще или уже пришла в себя?
Она лежала на подушке… Частично. Ее голова около головы Кузьмы. Ее губы около его подбородка. Рядом жилка на его шее пульсирует. И он дышит. Она слышит его дыхание, на своей коже чувствует.
А под ее шеей — его рука. Та, которая целая. Когда умудрился поднять? Как? Еще и под ее голову просунуть. Не помнила. Слишком тяжелая ночь. Изматывающая. Все силы из нее выпили, выдавили, сейчас с трудом вспоминала разговор и слова, которые вслух произносила… Потому что помнить — больно. Не хотелось вновь оживлять.
Сама Кристина то ли сидит на подлокотнике, то ли висит между софой и его кроватью. Потому и спина затекла. Только и подниматься не хочется. Век бы так лежала! Не вспоминая ни о чем. Не думая. Просто рядом с ним!
Господи! Сколько лет она была лишена этого?! И как давно мучилась, не в состоянии избавиться от потребности снова получить то, что раньше обыденностью считала?
Его пальцы в ее волосы погружены. Медленно перебирают пряди. Молча. В тишине, хоть и поняла уже, что Кузьма не спит. Где ее шапочка, резинка? Куда дел? Как стащил, что она не почувствовала, не проснулась?
Свое, до каждой клетки родное, до последней капли крови! Потому и не встревожилось сознание. Все позволяло ему. Кузьме можно, что ни пожелает только…
В этот момент еще полусонный взгляд Кристины замер на лице Кузьмы. Только сейчас заметила, что губы сжаты в тонкую полоску. Над верхней — испарина выступила, мелкие капли сливаются с бледной кожей, еще более бесцветной из-за темной щетины, пробившейся за ночь. И писк аппарата, который и разбудил…
Взгляд заметался в поисках часов. Проспала. Наверняка пора вводить препарат. Попыталась встать, дернулась…
— Лежи! — тихо велел Кузьма.
Повернулся чуть больше, прижался губами к ее лбу. Пальцы сильнее в волосы погрузились, будто зарываясь в песок.
— Тебе больно, да? — ясно же по его напряжению, по этой испарине, да и по тону голоса. Что она, не слышит, что ли? — Надо обезболивающее уколоть. Отпустит…
Кузьма улыбнулся. Даже рассмеялся… или захрипел просто, пытаясь это сделать. Снова зубы сжал, переводя дыхание.
— Мавка… Просто полежи еще здесь, — прерывисто дыша, не попросил — распорядился Кузьма, продолжая ее волосы себе на пальцы наматывать. — Больно… Кристина, если бы за то, что ты вот так рядом каждую ночь спишь, надо было бы только болью этой платить… По хр**у. Пусть бы меня каждый день резали. Терпел бы. С радостью.
Снова прикоснулся губами к ее лбу, волосы поцеловал.
Она зажмурилась. Сама к его коже ртом прижалась. Горло перехватило. Не смогла бы и слова сказать. Но все равно заставила себя осторожно отстраниться. Подняла руку, превозмогая боль в плечах и спине, накрыла пальцы Кузьмы, не желающие выпускать ее волосы. Погладила, без слов умоляя выпустить.