И, наверное, не поняв, дернула. Кузьма покачнулся, и вдруг побледнел так, что одного цвета с подушкой стал, скривился. Зажмурился, на лбу пот выступил. Сцепил зубы. Но у него все равно вырвался хриплый стон.
Достаточно было секунды, чтобы ярость сменилась ужасом. Кристина в мгновение ока забыла обо всем и подлетела к нему, с колотящимся сердцем наблюдая за падением показателей артериального давления.
— Ляг! Немедленно! — надавила ему на лоб, заодно проверяя, нет ли лихорадки.
Он рухнул на подушку, шумно дыша сквозь зубы.
Быстро прошлась руками по плечам, проверяя повязки, отбросила одеяло, игнорируя попытки Кузьмы ухватить ее за руку.
— Что болит? Где? — все выглядело нормально.
И на бедре без проблем, казалось. А его колотило, хоть он и пытался этого не показывать.
— Нормально все, мавка, — прохрипел Кузьма. Цвет лица немного вернулся вроде. — Уже нормально. Холодно только. Дико. И словно все кишки наружу, — этот придурок попытался еще и криво улыбнуться.
Отчего она таки зарыдала в голос прямо над ним. Глянула сквозь эти слезы на содержимое полиэтиленовой емкости, присоединенной к дренажу. Кровотечения не открылось. Все казалось в норме. Но судя по клинике, он все-таки умудрился немного сместить трубку дренажа и та «проехалась» по внутренностям, раздражая чувствительные рецепторы в брюшной полости. Плюс слабость.
— Идиот! — всхлипнула, аккуратно вновь укутав его одеялом. — У тебя полметра трубки в животе, а ты дергаешься. Встать он собрался. Ха! Кровопотеря такая, что многим только этого хватило бы, чтоб подохнуть. Не говоря уже про все остальное. Растворы в тебя вливаю до сих пор. Но нет, упертый, дергаешься! — ворчала она, проверяя, удобно ли подушка лежит под его шеей. — Легче? — уже не вырывалась, когда он ухватился за ее ладонь.
Слабо, без былой цепкости. Даже не удерживая, а словно сам нуждался в поддержке. Только Кузьма такого не признает, не дождешься.
Опустилась на подлокотник в изголовье софы, которая так и стояла чуть ли не впритык к кровати. Наклонилась, прижавшись лбом к его лбу. Волосы так и остались скрученными в нелепый узел, как во время операции. Сейчас выбились из-под шапочки растрепанными прядями. Обо всем с ним забыла. Все неважно.
— Тебе еще матери звонить надо. И бодрым голосом желательно. Я ее с таким трудом успокоила. А ты тут трепыхаешься, — продолжала ворчать, целуя его лоб.
Что-то не понравилось. Встала, потянулась к тумбочке, взяла термометр, включила, сама засунула ему под мышку. Кузьма все это время держал ее ладонь, которую Кристина уже не забирала, и молчал. Даже глаза закрыл. Кристина понимала, что сил у него сейчас и так «кот наплакал», а он еще и дергается, пытается тут командовать.
— Мое же «прости» ничего не изменит, правда, малыш? — едва слышно, но упрямо пробормотал он, еле приоткрыв глаза.
Но цвет лица получше стал. Не серо-синюшный уже. И давление понемногу адекватным становилось.
— Слова вообще мало что меняют, Кузьма, — так же тихо выдохнула она, вновь сев на подлокотник. Иначе не доставала до его рук и головы. Кровать высокая. — Я вон, и на коленях перед тобой стояла, а толку? — хмыкнула.
Болезненные слова. Острые. Жалящие. Обоим от них больно. Обоих эти воспоминания травят, не позволяя и сейчас дышать свободно. Сколько всего на полу той квартиры для них осталось? Когда забыть сумеют? Или хоть отпустить на все четыре стороны…
Уже даже не злость бурлила. Обида осталась. Опустошенная, измученная, душащая. Но кричать — смысл какой, если чуть ему хуже — она рядом в могилу ложиться готова?
— Пить хочешь? — поинтересовалась, поглаживая мокрый и холодный лоб Кузьмы свободной рукой.
— А можно? — пытался следить за ней сквозь прищур, но то и дело отключался.
— Можно уже.
Забрала термометр, сигнализирующий писком об окончании измерения. Тридцать семь и один. Очень даже неплохо при его ситуации. Плеснула воды в стакан, который тут же стоял, на тумбочке. И осторожно прижала к его губам, поддерживая голову так, чтобы удобней было пить.
— Что тебе снилось, мавка? — прошептал Кузьма, сделав два-три глотка.
Обессиленно откинулся на подушку. Но старался смотреть на нее. Упрямец.
Кристина тяжело вздохнула, отставила стакан. Никогда это в слова не облекала. И сейчас не хотела.
— Что ты умер. Тогда, когда тебя Вадим притащил к нам домой с ножевым. Что я пропустила внутреннее кровотечение. Не спасла. Убила… — губы едва шевелились.
Но он побледнел еще больше, показалось. И снова сжал свои зубы так, что она услышала их скрип.
— Маленькая моя… Любимая, — выражение лица, словно снова боль дикая накатила на него.
И такое мучительное напряжение в глазах. Только ей и от своих эмоций чересчур больно.
Отвернулась. Он руку слабо сжал.
— Ты же всегда все делаешь. Сверх человеческих возможностей. Кристина! Посмотри на меня, — попросил, когда она не повернулась.
Не хотела. Секунды три сопротивлялась. Но все же сдалась.
— Часто снится? — словно сам теперь все додумывал и мысли ее в голове слоями поднимал, спросил Кузьма, сосредоточенно вглядываясь в глаза Кристины.
— Мавка? — потребовал ответа шепотом, когда она молча сжимала губы, шумно дыша из-за вновь подкативших слез.
— Какая тебе разница? — огрызнулась, выплеснув, показав свою боль и обиду.
Кузьма зажмурился от ее тона. Так давно не видела его настолько несдержанным и открытым! Видно, сил на притворство уже не осталось.
— Огромная… — хрипло выдохнул. — Любимая моя…