Она долгим взглядом посмотрела в глаза Руслана. Подняла свободную руку и заправила украшение под свитер, спрятав и крестик, и кулон. Все под наблюдением Руса. Но он ничего больше не сказал по этому поводу.
— Ладно, Рус. Проехали, — закрыла Кристина тему.
Позволила ему забрать ее вещи и помочь надеть пальто. Рус поднял свою куртку с дивана, куда кинул, когда вошел, наверное. И они молча вышли в коридор, закрыв ее кабинет.
— Привет, — Кристина заглянула в комнату, не успев даже снять пальто, только сапоги скинула. — Уже проснулся? — устало улыбнулась мужу, который лежал поперек расстеленного дивана, заменяющего им кровать.
Напротив достаточно громко бубнил телевизор. Очевидно, Рома смотрел какое-то политическое обсуждение.
— Привет, киса, — муж подскочил с постели и заключил ее в теплые и уютные объятия. Чмокнул в щеку. — Как дежурство? — сам начал расстегивать пуговицы пальто, помогая ей раздеться.
— Тяжело, — Кристина зевнула. — Две сложные операции. Прогнозы пока неясные. Всю ночь в операционной проторчали.
От уюта и полутьмы в комнате, тепла рук мужа — тут же начало клонить в сон после трудной ночи. Позволила Роме забрать ее вещи и тяжело опустилась на край дивана, подвернув простыни, чтобы уличной одеждой не испачкать.
Рома сочувствующе покачал головой.
— Давай тогда укладывайся скорее, отдыхай, — погладил ее плечи, начал распускать косу.
— Подожди спать, сначала поесть надо. Знаю же, что ни крошки во рту не было, только кофе и заливались с Русланом наверняка, — из коридора в комнату заглянула ее мама. — Привет, родненькая. Тяжелая ночь? Доброе утро, Рома.
— Доброе, Тамара Ефимовна, — приветливо улыбнулся Рома теще, поспешно натягивая домашние брюки.
Кристина повернулась и тепло улыбнулась матери, правда, не представляя, как в себя сейчас будет еще и еду вталкивать? Но не хотелось расстраивать родного человека.
— Привет, мамочка, — с усилием поднялась, подошла.
Обняла ее, с грустью отмечая, что мама все больше сдает, словно прожитые годы придавливают ее к земле, сгибая. Иссушают. Кристина заставляла мать постоянно обследоваться, но все результаты оказывались в норме.
«Просто возраст берет свое, дочка», — похлопывала ее по руке мать после этих обследований. «Да и жизнь моя не была сказкой. Попила из меня соки…»
Кристина помнила. Не все, конечно, и не в мельчайших подробностях, но многое. И не могла не согласиться с матерью, что такая жизнь оставляет последствия.
— Я сейчас слишком устала, чтобы кушать, мамочка, — попыталась мягко отказаться, продолжая обнимать ее. — Пообедаю потом.
— Ничего, — похлопывая Кристину по руке, не согласилась мама. — На чай и булочку с маслом силы найдутся, даже не сомневаюсь.
— Ммм, булочка с маслом…
В груди все сжалось, дрожью по сердцу. Памятью всколыхнулось.
От одного слова на Кристину пахнуло теплом и сладким ванильным запахом сдобы. Сладко-масляным привкусом. И солнечным светом их старой кухни в общежитии, одной на две семьи, невероятно теплой даже в самые холодные зимние дни. Там такое угощение для Кристины было самым желанным и самым вкусным! И все об этом знали, балуя самую младшую…
Один из плюсов ее ритма работы, что и сейчас она спокойно могла лакомиться подобным.
— Вот-вот, — понимающе улыбнулась мама. — Сейчас приготовлю.
И, не позволяя ее задерживать, направилась в кухню. Тяжелые шаги, шаркающие. А ведь не так и много маме лет, только шестьдесят семь исполнилось. А ходит, словно больше восьмидесяти.
— Я помогу вам, Тамара Ефимовна, — крикнул Рома вдогонку, что-то слушая из разговора по телевизору. — Одну минуту! — взял со стула свою футболку.
Кристина же задумчиво смотрела вслед матери.
— Елки-палки! — возмущенный возглас заставил ее обернуться.
Рома стоял посреди их комнаты, которая изначально предполагалась гостиной. Но так как они жили в квартире втроем, то ее мать забрала себе меньшую спальню, уступив «детям» большую комнату.
— Что такое? — не разобралась она в причине возмущения мужа.
— Очередные реформаторы, блин! — скривился Рома, продолжая смотреть на экран. — Пятая реформа медицины за шесть лет! Сами ни черта в этом не понимают, а все равно — лезут, доламывают то, что еще не успели. Скоро вообще ничего не останется! Людей уже и так лечить некому… — возмущенно «объяснял» муж.
А Кристина, мало что поняв, подошла ближе, чтобы и самой услышать. Глянула на экран телевизора и медленно опустилась на диван. Все-таки ноги не держали после тяжелой ночи. И внимательно прислушалась к тому, что выпытывала бойкая и настойчивая журналистка, пепельная блондинка, у одного из депутатов, пойманного в коридорах «Рады». Подпись внизу экрана гласила, что это «Кузьменко Николай, заместитель главы второй по величине фракции в Верховном Совете».
— Николай Артемович, скажите, почему именно ваша фракция обратила внимание на реформу здравоохранения и так активно поддерживает нового министра во внедрении всех этих новшеств? Исторически, если можно так выразиться, ваша политическая сила больше занималась силовым блоком, не так ли? — журналистка сунула микрофон едва ли не в лицо депутату.
Впрочем, мужчина не выглядел растерявшимся или струхнувшим от такого напора. Довольно молодой как для депутата, кстати, что было характерно для последнего созыва — явно произошла смена поколений в политике. Да и внешне он мало походил на представителей прошлой политической элиты. Видно было, что следил за имиджем и внешним видом, да и здоровьем занимался, физическим — так точно. Плечи под пиджаком широкие и крепкие, сам высокий, серьезный. Следящий за выражением лица и интонацией.