Теребила крестик на своей цепочке и думала. О всяком, о прошлом…
Сам крестик, строго говоря, тоже не ей принадлежал — тетя Маша в детстве окрестила сына, еще тайком, при другом государственном строе. Но Кузьма суеверием не отличался, да и религиозностью тоже. Он давно вернул тот матери, заявив, что носить не будет. Еще лет в шестнадцать, кажется. И тетя Маша пришла как-то к ней с этим крестиком. Ничего особо не объясняя, оставила в ее ладони, загнув пальцы Кристины пригоршней.
— Может, хоть ты его убережешь, если носить будешь, — только и заметила тетя Маша.
Пусть ей и было на тот момент семнадцать, Кристина догадалась, что мать Кузьмы не о сохранности ювелирного украшения беспокоится.
С тех пор она его ни разу не снимала. Что бы ни происходило в жизни и в какой бы стадии «взаимопонимания» они ни находились. Обида и боль не имела значения в этом аспекте.
Это еще Рус не знал, как-то так Кристина и не призналась ему, чей это крестик. А то бы и по этому поводу по ее мозгам «ездил», а не только о кулоне. Руслан в этом плане подкован был, суеверен до жути. Кристина когда-то ляпнула мимоходом что-то про «чужой» крестик, даже и не помнила уже — что именно. Так Карецкий ей такую лекцию на эту тему прочел про грехи и «тяготы», что Кристина сбежала в итоге. И больше не поднимала данную тему. Только поддевала Руса время от времени: как он при таком суеверии врачом стал? Да еще и таким хорошим. Руслан пропускал мимо ушей ее издевки и на провокации не велся.
Перевела взгляд на кривой, уже тонкий и бледный шрам, который почти и не виден был на боку Кузьмы. Выше на два сантиметра — и печень…
Она не хирург. Сто раз ему об этом же говорила. А как Рус ее матом крыл за эти кривые швы, когда увидел! Правда за обработку — похвалил, и что справилась сама с подобным… А Кузьма тогда Руса чуть не прибил за эти маты в ее сторону, хоть и стоять нормально в тот момент не мог. Сидел и то с трудом.
А сейчас — лежит и в потолок смотрит, глаза отводит. Старается, она же знает, видит.
Господи! Что же так сложно все у них? Почему так больно?
Кристина зажмурилась, придавила глаза пальцами, делая вид, что просто не выспалась.
— Готово, Кристина Александровна, — Марина Семеновна позвала ее, заставив Кристину поднять голову.
— Да, давайте, я сама расшифрую, — поглубже вздохнула она. — Спасибо, Марина Семеновна.
Медсестра улыбнулась, отдала запись ЭКГ и села за рабочий стол, начав вносить данные в компьютер. У них с техническим обеспечением в больнице все в порядке было. Благодаря Кузьме.
Хотя не только им от этого польза, конечно. Ему тоже — одни плюсы. И деньги «из тени» выводит, и льготы в налогах на законных фирмах получает за свою «благотворительность», да еще и ей с Русом помогает. Кристина помнила еще, каково это — работать в больнице, не имеющей такого «благодетеля». И вновь оказаться в тех условиях ни она, ни Рус — не хотели, пусть Карецкий и тихо бесился из-за того, что каждый день наступает себе на горло. «Сделка с дьяволом», как он это называл, но воспринимал как «необходимую жертву».
— Заканчивайте одеваться, Николай Артемович, и вернемся в кабинет. Анализы, конечно, еще не все готовы, обсудим кардиограмму. Да и, раз уж вы не завтракали, еще и на УЗИ вас отведу, — уставилась на бумажную ленту, делая вид, что полностью поглощена записью.
— Все так страшно, Кристина Александровна? — хмыкнул Кузьма, глядя на нее исподлобья, пока застегивал запонки на манжетах.
Пристально смотрел, изучая.
Ей оставалось надеяться, что Марина Семеновна очень внимательно смотрит в монитор и не видит, что и Кристина никак не может заставить себя отвести взгляд.
— Ну что вы, Николай Артемович, — смешок вышел саркастичным. Наверное, из-за усилий, с которыми она держала улыбку на лице. — Просто раз уж вы попали ко мне в руки, не могу этим не воспользоваться по полной. Не можем же мы допустить, чтобы наш благодетель был плохо обследован.
Улыбка получалась только кривой. И потемневший взгляд Кузьмы, стоящего напротив, хоть их и разделяла кушетка, выдавал усилия, с которыми он удерживался в этом вежливо-веселом общении благодетеля и лечащего врача.
— Это вам еще повезло, что Руслана Альбертовича на месте нет, уехал в здравотдел, — хмыкнула Кристина, вновь уставившись в кардиограмму. — Он бы вас еще и на рентген затащил… Кстати, — даже прищурилась, глядя на него в упор. Словно у самой — то самое «рентгеновское» зрение. — А когда мы флюорографию делали?
Кузьма расплылся в улыбке и так заломил бровь, будто бы говорил: «что, опять меня раздеваться хочешь заставить?» Слишком хорошо она знала этого мужчину, чтобы не понять этих взглядов и намеков.
— В мае, Кристина Александровна, — с иронией, которая очень хорошо слышалась в голосе, ответил Кузьма.
Встряхнул пиджак и каким-то уверенным, четким движением надел тот. У него всегда так выходило с одеждой: словно это была часть его кожи. Что бы Кузьма ни носил — старую футболку с потертыми джинсами или такие вот костюмы, стоимостью в несколько тысяч евро.
— Хорошо, тогда рентген нам не нужен. Вернемся в кабинет, потом решим, — прикинула она, стараясь вспомнить, кто сегодня на ультразвуковой диагностике.
Развернулась и вышла в коридор, зная, что Кузьма идет следом.
— Ты с таким видом смотришь в эту бумажку, словно меня завтра хоронить можно, — хмыкнул он над ее ухом, догнав за два шага. — Что такое, малыш?
Кристина оторвалась от записи, но на него не глянула, здоровалась по дороге с сотрудниками, которых не видела, пропустив сегодня пятиминутку.